Тайга любит отважных

  Сидит Кркорий на рассохшейся кедровой чурке у печи и острым ножом вырезает ложку, повертывая в руке березовую баклушу. Пахнущие свежестью стружки вьются из-под старческих пальцев, глубже и глубже врезается нож в березовый брусок. В просторном охотничьем лабазе Кркория хозяйственно прибрано, каждая вещь лежит на своем месте, а сертке он повесил так, чтобы оно защищало сенцы от снежного заноса. За стенами, гулко отдаваясь в горах, что-то грохнуло. Кркорий вышел под навес и прислушался. - Весна свое берет: на солнцепеках снег падает. По ту сторону Усы - хребты Поднебесных Зубьев: горы и лес, лес и горы.На горизонте вечные в своем сиянии ледники. Точно ножницами из бумаги вырезаны прихотливые зубцы хребтов, и блестят они под вешними лучами, как отлитые из серебра. А над ними пушистые облака. От высоких остроконечных пихт - острые весенние запахи, ветерок мягок и легок, как заячий пух.Теперь шел Кркорию седьмой десяток. Этот мир, большой и красивый, год за годом уходил от него, и не хотелось старику отрывать глаз от родных, манящих далей, полных всякой красоты и таежного богатства. И опасностей в ней - хоть отбавляй. Вспоминается ему единоборство с матерым зверем. как вчерашнее событие. Было это в году сороковом в устье горной речушки «Казыр-су». Ружье надежное, бьет без промаха, глаз меткий да на счету десятки убитых медведей. Зверь ранней весной выходит на проталины. Там его и подстеречь можно. Снег в тайге размяк, и под лучами солнца алмазными брызгами разлетается под лыжами. Пихтач редел, пошли открытые поляны, обдуваемые ветром. Там теперь сочная зеленая трава пробилась на проталинах. « К восходу солнца медведь наверняка придет сюда пастись, - думает Кркорий, зная звериные повадки. - Однако надо снять лыжи и чирки: медведь может услышать шорох и уйти ».Под высоким раскидистым кедром Кркорий воткнул в снег обтянутые лошадиной шкурой широкие лыжи, повесил чирки на сук и в одних носках направился к склону, напряженно приглядываясь к окружающему: нет ли следов. Почти над головой кто-то глубоко, как усталый человек, вздохнул. Вскинул охотник глаза и увидел за кустами облезлую спину медведя. Он щипал траву. Прицелился Кркорий, но спускать курок не торопился: из-за кустов видна была только плешивая спина. Пролетит пуля рикошетом, тогда, считай, пропало. Но вот зверь прислушался и встал на задние лапы, вытянув шею и широко раздувая влажные коричневые ноздри. Кркорий нажал на спуск. Далеко в горах загремело эхо. Медведь взревел, закружился на месте. Камень прокатился, подминая кусты метрах в трех от охотника. Кркорий перезарядил ружье и выстрелил в спину. Медведь взревел еще пуще, высоко подпрыгнул над землей и упал. Из простреленной груди фонтаном била черная кровь. Злобно посмотрев на охотника, он вдруг побежал, но вскоре от нестерпимой боли лег под толстую валежину. Охотник опустился на землю и с наслаждением затянулся крепким дымом самосада. - Теперь-то он не уйдет от меня. Полежит и подохнет. Медведь лежал под валежиной, положив морду на передние лапы и казался бездыханным. - Однако, подох, шайтан... Теперь уже метров пять отделяло охотника от зверя. Но вдруг уши плотно прижались к лобастой мохнатой голове и ощерились молочно-белые клыки. Кркорий понял, что зверь приготовился к прыжку, попятился назад, нажал на спуск, но выстрела не последовало. Медведь стал подниматься. Кркорий перезарядил патрон, но снова - осечка. Он уже чувствует горячее дыхание хищника, а когтистые лапы на своей спине. Кркорий схватил зверя за уши и стал отталкивать его пасть от себя, но запнулся об валежину, и медведь всей тяжестью навалился на него и впился острыми клыками в челюсть. Ладонь левой руки прокушена насквозь. Содрана кожа выше переносья. Сцепились два лютых врага. ...Очнулся он под вечер. Услышал, как шумит ветер. И долго не мог понять, где он, почему такой огненной болью налито все тело и лицо. Сырой ветер дохнул в горящее лицо, но не освежил его, точно и он был горяч. Набрав горсть мокрого снега, Кркорий приложил его ко лбу. Он увидел свет, разливающийся сверху, с гор. Где-то из-за зубчатых гребней сквозь деревья ярко-красными пиками пробивались предзакатные лучи весеннего солнца. Собрав последние силы, он поднялся и пошел, покачиваясь, еле переставляя озябшие ноги. Долго шел Кркорий, падая и поднимаясь. Когда открыл тяжелую, пристывшую к косяку дверь избушки, увидел встревоженных товарищей. В ту же ночь он весь почернел, опух, и товарищи, борясь с рассвирепевшим течением Усы, на утлой долбленой лодчонке доставили пострадавшего товарища в Мысковскую больницу. Только благодаря неослабному вниманию врачей и сестер и благодаря силе и здоровому сердцу снова вернулся к жизни смелый и отважный охотник Григорий Федорович Майтаков. Два месяца боролись врачи за его жизнь. Через год он был уже на фронте. Воевал на передовой. Метко бил фашистских захватчиков. Как коммунист и командир отделения, в бою он всегда был в первых рядах, показывая однополчанам примеры мужества и храбрости. Родина наградила воина двумя боевыми медалями. В уличных боях в Одессе немец прошил его грудь автоматной очередью. Одиннадцать месяцев пролежал в военных госпиталях. Вернувшись домой, в родную Горную Шорию, Григорий Федорович снова занялся промыслом пушного зверя.Около двухсот убитых медведей, тысячи соболиных шкурок - вот его трофеи. Но и теперь 70-летний охотник не прощается с тайгой. Далеко в горах он находит свой второй дом. Живет Григорий Федорович в Междуреченске по улице Сыркашинской.